Сербия между ЕС и БРИКС

Сталина давно нет в живых, но применение его методов во внешней политике живо и по сей день. Несмотря на условия глубоких внутренних расколов, практически затяжной гражданской войны, которая продолжалась бесконечно, меньший потенциал военной и экономической мощи, чем у конкурентов по международным отношениям, и частичную изоляцию на мировой арене, Советский Союз в конце 1930-х годов все же значительно расширил свое влияние в других европейских странах. Опора на неформальные структуры (чаще всего коммунистические партии других стран) и радикальные идеологические дискурсы (направленные на полное изменение внутреннего устройства) увеличивала число сторонников новой политической концепции, тем самым умножая количество каналов для усиления советского влияния. В отличие от своих конкурентов, Сталин понимал масштабы того, что мы сегодня называем стратегической культурой. С помощью стратегической культуры идеологический нарратив сначала легитимизировался через неформальные структуры, а затем, по мере возможности, «атаковались» и «завоевывались» формальные структуры. Где-то к власти пришли коммунисты, где-то они представляли сильную оппозицию.

Преимущество коллективного Запада, который сталкивается с серьезными внутренними расколами, затяжными политическими противостояниями, способными перерасти в более острые социальные конфликты, чья военная и экономическая мощь постоянно снижается, а интересы вытесняются из различных мировых макрорегионов, отражается в его стратегической культуре. Что представляют из себя западные ценности, понятно. Каковы ценности других, незападных игроков в этом контексте, чаще всего не совсем понятно. Опираясь на неформальные структуры (чаще всего неправительственные организации, СМИ, политические партии и многочисленные сетевые группы влияния) и радикальные идеологические дискурсы (постмодернистская концептуализация прав и свобод человека, проявляющаяся в актуализации вопросов гендерного равенства), США и ЕС продолжают сохранять влияние. Где-то это влияние сильнее – так, что формальные структуры также находятся под их контролем, где-то слабее – так, что благодаря ему создаются альтернативы правящим структурам, но влияние все равно существует благодаря сторонникам новой политической концепции. В европейских странах это влияние сильнее, поэтому официальная политика также идет «трансатлантическим курсом». Возможно, самое слабое место в действиях незападных игроков связано с тем, что они строят свои стратегии в отношении европейских государств на основе формальных. Российская поддержка отделения Черногории от Сербии в 2006 году была воспринята с недоверием в политических и интеллектуальных кругах Белграда, поскольку сопутствующие объяснения сводились к тому, что это будет способствовать улучшению двусторонних отношений между Москвой и Подгорицей и стабилизации обстановки на Балканах. Уже тогда стало ясно, что предполагаемое отделение происходит ради закрепления НАТО на Балканах. Потому что, несмотря на официальные заявления, которые исходили от Мило Джукановича – ключевого политического лидера Черногории – и были адресованы Москве, на неофициальном уровне велась другая игра. Но даже тогда большинство сербов оставались противниками вступления в НАТО. Геополитическая инженерия заключалась в том, что сначала путем отделения Черногории, а затем настойчивой работой неформальных структур были созданы условия для формального включения части бывшей ФР Югославии в НАТО. Не менее важно, что именно таким образом Сербия стала континентальной страной, не имеющей выхода к морю.

Аналогичным образом, китайский оптимизм, связанный с реализацией концепции «16 плюс 1» в Центрально-Восточной Европе, был воспринят в Белграде с большим скептицизмом. Китай относился ко всем одинаково, как будто все европейские страны были независимы в принятии решений. Но он просто принял во внимание тот факт, что большинство европейских стран находятся в вассальном статусе. НАТО служит этой цели, равно как и ЕС в значительной степени. Отгораживание последнего от китайцев и продление всех согласованных проектов с целым рядом европейских стран показало, как быстро и легко можно изменить мнение под давлением Америки. И снова неформальные структуры сделали свое дело и повлияли на изменение официальной политики.

Это несколько длинноватое вступление необходимо также для того, чтобы объяснить важность восприятия. В незападной части мира Сербия воспринимается как свободное и суверенное государство, остров в океане НАТО, страна, которая показала, что ведет независимую политику и не поддается давлению. В западной части мира Сербия воспринимается как слабое государство, которое не может выжить без ЕС, которое относительно легко дестабилизировать и на власти которого можно оказать давление. Правда, в таком восприятии Сербия не очень послушна, но в какой-то степени сговорчива, когда на нее оказывают давление. Благодаря такому давлению активность западных неформальных структур в Сербии не вызывает никаких проблем. Фактически, нынешнее правительство во главе с Александром Вучичем создает проблемы деятельности прозападных политических партий – это его оппозиция, действия которой он пытается приуменьшить в каждом своем поступке. Однако, если говорить о других неформальных структурах, то их влияние во время его правления даже возросло. Создав свою Сербскую прогрессивную партию как «большую палатку», он назначил на отдельные руководящие посты крайне прозападно ориентированных лиц, которые не только сохранили, но и расширили влияние США и ЕС в сербской политической системе. Так, Ана Брнабич, совершенно маргинальная фигура на сербской политической сцене, получила возможность трижды избираться премьер-министром и оставалась на этом посту почти 7 лет. Кстати, после окончания малоизвестного Университета Нортвуд в Мичигане Брнабич с 2002 года работала в местном офисе USAID в Сербии и занималась вопросами развития местного самоуправления. Как сотрудник USAID она руководила созданием неправительственной организации «Национальный альянс за развитие местной экономики», а после ее вовлечения в политику эта организация стала своего рода центром по написанию различных законов, которые затем принимались Национальным собранием. В отсутствие других квалификаций, сексуальная ориентация Брнабич помогла ей добиться успеха. Назначение гомосексуальной женщины на пост главы правительства должно было показать, как принимаются западные ценности. В этой связи решение сербских властей организовать Европрайд-2022 в Белграде является позором. После нескольких недель протестов сотен тысяч граждан это мероприятие было отменено, но в объявленный день после визита американского посла Кристофера Хилла к Александру Вучичу оно все-таки состоялось. Около сотни ЛГБТ-активистов из Европы и представители дипломатического корпуса из Белграда совершили небольшую прогулку по парку Ташмайдан, находясь под охраной тысяч полицейских. Классического Европрайда не получилось, но в итоге мероприятие удалось реализовать. Это, пожалуй, наилучшим образом иллюстрирует ситуацию на сербской политической сцене. В принципе, Сербия уже четверть века ведет свою битву за Косово и не смирилась с проектом НАТО под названием «Республика Косово», но в то же время, под давлением неформальных структур, официальная политика постепенно меняется, делаются уступки, и шаг за шагом легитимизируется статус так называемой «Республики Косово» в международных отношениях.

В принципе, Сербия не вводила санкции против России, де-факто она единственная в Европе проводит такую политику, но в то же время, под давлением неформальных структур, официальная политика постепенно меняется. Бросается в глаза отсутствие новых реализованных стратегических проектов с Россией после эскалации украинского кризиса в 2014 году, а с 2022 года – отсутствие ответа на российские приглашения организовать двусторонние встречи (приглашения направлены президенту Сербии, главе дипломатии и спикеру Национального собрания). В принципе, Сербия, наряду с Венгрией, является европейской страной, наиболее интенсивно сотрудничающей с Китаем, но в то же время одной короткой встречи президента Сербии с Дональдом Трампом в 2020 году оказалось достаточно, чтобы практически приостановить уже согласованный с китайской компанией Huawei проект по установке в стране сети 5G.

Параллельно с этим заметно, что количество стратегических проектов, в которых участвуют только западные компании, растет в геометрической прогрессии. С одной стороны, с момента принятия новой стратегической концепции НАТО в 2010 году, в которой энергетическая безопасность была объявлена ключевым вопросом, западные игроки интенсивно работают над тем, чтобы вытеснить российское влияние с Балкан. С тех пор планирование и реализация стратегических проектов с русскими, особенно в энергетическом секторе, стали затруднительными. С 2022 года это практически невозможно. С другой стороны, приход китайских инвесторов Hesteel в 2006 году (они купили сталелитейный завод в Смедерево) и Zijin в 2018 году (они купили медный рудник и медеплавильный завод в Бору) и поглощение ими двух экономических гигантов, которые находились в сложном положении (западные инвесторы не хотели вкладывать в них деньги), встревожили дипломатов США и европейских стран.

Сейчас валовой внутренний продукт Сербии в значительной степени зависит от производительности Китая, что неприемлемо с точки зрения коллективного Запада. Частые визиты западных чиновников в Белград и подписание ряда контрактов и меморандумов имеют стратегическую направленность и связаны с вытеснением российского и ограничением китайского влияния. Последним в этой серии стал визит Эммануэля Макрона, в ходе которого была достигнута договоренность о покупке 12 французских самолетов Rafale для вооруженных сил Сербии на сумму 2,7 миллиарда евро. Несмотря на то, что эта сделка является самой впечатляющей, она не единственная, о которой было достигнуто соглашение. Было подписано еще 11 двусторонних документов, касающихся энергетики, «зеленой повестки», продовольственной безопасности, критического сырья и научного сотрудничества. Среди них – письмо о взаимодействии для оценки потенциала развития гражданской ядерной программы в Сербии. Как и в случае с приобретением новых военных самолетов, здесь также объявлено о возможном крупном повороте, поскольку во время визита Владимира Путина в Белград в 2019 году был подписан меморандум о взаимопонимании с российским «Росатомом». Построят ли французы атомную станцию в Сербии? Министр энергетики, также совершенно маргинальная фигура на сербской политической сцене, начала свою карьеру в качестве продюсера CNN, работавшего в Афганистане, и пришла в правительство Сербии из Европейского инвестиционного банка, где она отвечала за реализацию проектов на Балканах. Есть ли сомнения в том, на чьей стороне ее симпатии в этой «ядерной гонке» в Сербии? Кстати, в предыдущие годы французские инвесторы уже взяли на себя управление аэропортом в Белграде и начали строительство метро в столице Сербии. Можно ли было получить более выгодное предложение от других кредиторов и инвесторов, если бы процесс был прозрачным?

В то время как русских предпринимателей вообще нигде не видно, а китайцы сосредоточены на промышленности (последняя крупная китайская инвестиция – открытие завода по производству автомобильных шин), в последние годы в координации с западными институтами были реализованы крупные стратегические проекты стоимостью в несколько миллиардов евро. Последним в этой серии является проект Ядар, который касается открытия компанией Rio Tinto литиевого рудника в Западной Сербии. До Макрона в Белграде побывал канцлер Германии Олаф Шольц, которому предстояло убедить сербов в чрезвычайной нужности разработки лития. Оказалось, что это нужно для Германии, поскольку этого важнейшего сырья не хватает производителям в ЕС, но вопрос, насколько это нужно Сербии, остается открытым. Потому что до сих пор нет достоверных данных о том, каковы будут последствия разработки лития для окружающей среды. Это кажется невероятным, но исследование компании Rio Tinto на эту тему было объявлено служебной тайной. Большинство ученых (среди которых признанные в мире исследователи) утверждают, что последствия могут быть катастрофическими, и Сербская академия наук и искусств заявила об этом, организовав большую научную конференцию, которая встревожила общественность. Протесты, организованные по всей Сербии, привели к тому, что некоторые незападные СМИ заговорили о государственном перевороте и цветной революции. В такой обстановке вопрос о причине протеста остается неопределенным. Протесты направлены против Rio Tinto и всех тех инвестиционных фондов, которые стоят за этой компанией (включая Black Rock)! Конечно, ни опасения ученых, ни протесты граждан не помешали Александру Вучичу начать активную лоббистскую кампанию по разработке лития. Добьется ли он успеха?

Согласно опросу общественного мнения, проведенному в начале сентября (опрос проводился организацией «Новая сербская политическая мысль»), почти 60% граждан Сербии выступают против открытия шахты, а 25% – за (остальные не определились). Очень интересно мнение респондентов о том, кто получит наибольшую выгоду от возможного открытия рудника: только 21,7% опрошенных ответили, что это будут «граждане Сербии», в то время как почти три четверти считают, что наибольшую выгоду получат Rio Tinto (23,8%), Германия (21,8%) и «нынешнее правительство» (18,5%). Наконец, когда речь заходит о всегда несколько деликатной теме протестов, 56,22% граждан считают, что протесты против Rio Tinto оправданы, а 32,2% – что нет.

Однако это не гарантия того, что от проекта Ядар откажутся. Во-первых, если бы проводилось исследование на тему покупки военных самолетов, то, вероятно, был бы получен аналогичный результат по вопросу о том, стоит ли покупать их у страны НАТО. Тот факт, что большинство общественности против чего-то, не означает, что этого не произойдет.

Во-вторых, раздробленной оппозиции, особенно антизападной, не удается воплотить недовольство граждан в благоприятные результаты выборов. Это неудивительно, ведь у этой части сербской оппозиции нет ни доступа к важнейшим СМИ, ни внешней поддержки, ни стабильного финансирования. Сербское правительство и Запад работают совместно против антизападной оппозиции, так что ее охват также скромен. Прозападная оппозиция может рассчитывать на четверть или, в лучшем случае, треть голосов, полученных на выборах, а этого недостаточно, чтобы напугать правительство. Просто для значительной части граждан прозападная оппозиция – это не вариант, поскольку они больше не верят в ЕС, а тему НАТО даже не стоит упоминать отдельно. Именно поэтому кажется, что ЕС и НАТО больше используют прозападную оппозицию, чтобы оказывать дополнительное давление на Вучича и направлять его действия. Они там именно с целью помочь преобразовать неформальную политику в формальную.

Подавляющее большинство граждан, а также часть интеллектуальной и академической элиты, благодаря альтернативным СМИ и социальным сетям, разделяют одну позицию. Согласно соответствующим опросам общественного мнения, 88% граждан Сербии против вступления в НАТО, только 40% выступают за вступление в ЕС (опрос IRI), 71% считают Россию другом, 64% выступают против введения санкций против России (опрос Института европейских дел, 21% не определились по этому вопросу), и целых 75% считают Китай дружественной страной (опрос Института европейских дел от декабря 2023 года). Такое настроение граждан Сербии – особый социологический феномен, который будет изучаться в ближайшие десятилетия. Заявления западных стран о том, что это следствие работы российских СМИ в Сербии, выглядят нелепо. В Сербии работают только два российских интернет-портала (Радио Спутник и РТ Балканы), которые имеют ограниченный охват и не имеют разрешения на трансляцию радио- и телепрограмм в течение всего дня. Количество российских или китайских неправительственных организаций, исследовательских институтов или каких-то профессиональных ассоциаций, созданных по образцу западных, – ноль! Такое настроение граждан не связано со «злонамеренным российским влиянием» или «влиянием Китая», оно имеет совершенно другие причины.

Однако другая часть элиты, обращенная к Западу и опирающаяся на неформальные структуры, придерживается диаметрально противоположного мнения. На практике получается, что эта часть элиты, несмотря на противодействие большинства граждан, оказывает большее влияние на решения властей. Отсюда реализация стратегических проектов с западными игроками.

Прежде чем закончить, необходимо написать кое-что в защиту Александра Вучича. Сербия проводит многовекторную внешнюю политику. Еще раньше (в период 2006-2008 годов), когда Воислав Коштуница занимал пост премьер-министра, была определена так называемая политика «баланса влияния». Понимая, что все и вся проходит под формой европейской интеграции (западной стратегической культуры) и что западное влияние в Сербии (а вместе с ним и западные ценности) распространяется столь безгранично, Коштуница уже тогда (а в период всеобщего опьянения европейской интеграцией на всем континенте такой шаг был не только дальновидным, но и представлял собой большую смелость) институционализировал сотрудничество с незападными игроками. Прежде всего, с Россией, что было закреплено вхождением «Газпрома» в нефтяную отрасль Сербии и соглашением о строительстве газопровода «Южный поток». Сербия диверсифицировала свою внешнюю политику и пыталась сбалансировать влияние на нее внешних игроков. Таким образом, удавалось избежать чрезмерной зависимости от США и ЕС (сознательно или неосознанно, но большинство стран Восточной Европы в процессе европейской интеграции стали почти полностью зависимы от США и ЕС). Александр Вучич продолжал эту политику, стараясь поддерживать высокий уровень отношений с Россией и Китаем (также ему удалось поднять отношения с Турцией, ОАЭ, Саудовской Аравией и в некоторой степени с Ираном, были также попытки укрепить связи с Индией). Если посмотреть на период его двенадцатилетнего правления, то ему это удалось, особенно в плане улучшения отношений с Китаем. Однако за последние двенадцать лет обстоятельства изменились. Сначала постепенно, начиная с 2014 года, а затем быстро, начиная с 2022 года.

Зажатый между желанием расширить сотрудничество с незападными игроками и все более сильными нападками со стороны политического Запада, он начал идти на компромиссы с целью смягчить давление со стороны США и ЕС. Эти компромиссы, прежде всего, касались уступок по Косово, которые включали признание законности институтов так называемой Республики Косово и упразднение институтов Республики Сербия, которые продолжали функционировать в сербских районах Косово до его правления. На втором этапе, когда уступки в Косово уже не могли быть использованы для смягчения давления (сейчас мы фактически достигли последнего этапа, поскольку ЕС прямо требует от Сербии разрешить так называемой Республике Косово вступить во все международные организации), были достигнуты различные договоренности с западными игроками. Отсюда и Макрон в Белграде, и визит Олафа Шольца, после которого начинается активное лоббирование интересов Rio Tinto, и последнее соглашение об энергетическом сотрудничестве с США.

В принципе, внешняя политика Сербии не меняется, но фундаментальное влияние Запада в Сербии стало расти. Неформальные структуры быстро превратились в формальные. Опираясь на стратегическую культуру, США и ЕС иногда даже навязывали заявленные ценности сербской политической жизни. Другая часть правящих структур (например, вице-председатель правительства Сербии Александр Вулин, отвечающий за сотрудничество с БРИКС, или министр внутренних дел Ивица Дачич, которого считают близким к Москве) публично рекламировалась, пыталась своими действиями показать, что в сербской политике ничего не меняется, но масштабы такого подхода весьма скромны. Поэтому возникает вопрос: меняет ли Сербия свою внешнюю политику? Александру Вучичу известно о настроениях в обществе, и он прекрасно понимает, что любой крутой поворот во внешней политике будет стоить ему вероятной потери власти. Именно поэтому он следит за тем, чтобы в правительстве всегда были представлены суверенисты и сторонники сотрудничества с Россией и Китаем. Именно поэтому он поддерживает отношения с Москвой и Пекином и по-особому приветствует Си Цзиньпина в Белграде. Однако он прекрасно осознает влияние неформальных структур и тот ущерб, который могут нанести ему США и ЕС, если он начнет с ними «лобовую войну». На Западе, как среди американских демократов, так и среди либералов и «зеленых» в ЕС, нет недостатка в политиках, которых очень раздражает определенная непокорность Сербии и которые поэтому хотели бы заменить Вучича, усилив давление и дестабилизируя Сербию. Эти люди убеждены, что после Вучича к власти может прийти только прозападная структура, полностью сотрудничающая с Вашингтоном и Брюсселем. Столкнувшись с подобными угрозами, Вучич использует договоренности с Макроном, Шольцем, Rio Tinto, Black Rock и другими представителями Запада, чтобы заплатить за сохранение принципиальной политики и выиграть время. Является ли этот путь правильным? Можно ли таким образом сохранить принципиальную политику? Для чего выигрывается время? Вопросов много, но точных ответов нет. Неопределенность в европейской политике велика, а непредсказуемость дальнейшего хода международных отношений абсолютна.

В этом контексте следует рассматривать и приглашение Александра Вучича Владимиром Путиным принять участие в предстоящем саммите БРИКС в Казани. Восприятие сербской внешней политики, похоже, меняется и в незападной части мира, несмотря на то, что в принципе эта политика остается прежней. Дьявол кроется в деталях, а эти детали говорят о том, что влияние Запада в Сербии усиливается. Хотя она никогда не станет членом ЕС (теперь это совершенно точно, поскольку ЕС включил фактическое признание так называемой Республики Косово в главу 35 переговоров), а ЕС переживает самый большой кризис с момента своего основания, Сербия сегодня сотрудничает с ключевыми членами ЕС в рамках стратегических проектов больше и глубже, чем когда-либо в своей истории. Путину необходимо прояснить некоторые моменты. Приглашение принять участие в саммите БРИКС является впечатляющим со всех сторон и было хорошо воспринято сербской общественностью.

Хотя это не приглашение для Сербии стать членом БРИКС – в силу обстоятельств это сейчас нереально, – даже косвенное участие в работе этого формата очень значимо для небольшой европейской страны. Но, опасаясь реакции США и ЕС и активизации всех неформальных структур в Белграде, Вучич, по сути, отказал ему в первый же день, заявив, что в середине октября в Белграде будет много иностранных гостей. Из-за бурной реакции общественности он смягчил свое первоначальное заявление на следующий день, подчеркнув, что решение еще не принято, поскольку у него плотный график встреч. Между плюсами, которые дает поездка в Казань, и минусами, которые эта поездка может создать в Белграде, кажется, что последние преобладают в текущей оценке. И почему бы последнему не быть более значимым? На кого Россия и Китай могут рассчитывать в Белграде, кроме Вучича?

Ни Москва, ни Пекин не имеют неформальных структур, способных оказать давление на сербские власти. В отличие от США и ЕС, которые работают над этим планом уже три десятилетия. Как итог, в принципе, внешняя политика Сербии осталась прежней. С надеждой на то, что восприятие Сербии среди незападных игроков останется прежним и последует разъяснение, почему она уступает Западу и для чего эта уступка нужна. В то же время влияние Запада в Сербии растет, что выражается в большей зависимости от США и ЕС. Установившийся баланс влияния постепенно нарушается. Что, вероятно, является своего рода гарантией того, что восприятие Сербии на Западе останется прежним, неблагоприятным для самой Сербии, но достаточным для того, чтобы сотрудничество продолжалось в том же ритме и чтобы не было серьезных попыток дестабилизации.

Сербия должна оставить дверь открытой для сотрудничества с БРИКС, осознавая роль этой платформы в будущем, и не закрывать дверь перед ЕС, осознавая последствия, которые это может вызвать в настоящем. Может ли это сработать? Ответ зависит от будущего развития европейской политики и дальнейшего хода международных отношений. Пространство для маневра при проведении такой политики все более сужается.