С точки зрения процессов, происходивших в течение последних двух десятилетий, Европейский союз не имеет элементов стратегической автономии. Стратегическая автономия существует сегодня только на бумаге, но на практике её как не было, так и нет. Президент Франции Эммануэль Макрон много говорит об этом, но ничего не делает. К сожалению, на данный момент мы далеки от этого. Но, как говорится, даже самые долгие путешествия начинаются с одного первого шага. Первые шаги в этом процессе касаются актуализации вопроса о стратегической автономии Европы, его четкого определения в академических кругах и дальнейшей конкретизации в политических кругах Европы.
В октябре 2024 года верховный представитель ЕС Жозеп Боррель предупредил, что «Европа рискует потерять свою актуальность», поэтому стратегическая автономия, по его словам, является «вопросом выживания». Также президент Франции Эммануэль Макрон сказал, что «Европа может быть третьим полюсом по отношению к США и Китаю» и что «стратегическая автономия является ключом к тому, чтобы не стать вассалами». Эти заявления должны были означать, что «ЕС будет действовать в интересах Европы, а не в интересах США». Однако оказалось, что попытка урегулировать таким образом отношения ЕС с США становится непреодолимым препятствием для дальнейшей разработки концепции и, собственно, достижения стратегической автономии Евросоюза и в целом Европейского континента.
Термин «стратегическая автономия» впервые был упомянут во французской «Белой книге по обороне» в 1994 году и относился к созданию условий для снижения зависимости от НАТО и концепции ядерного сдерживания. С 2013 года Евросоюз заговорил о стратегической автономии в рамках укрепления европейской индустрии безопасности. Хотя это особо не подчеркивалось, «стратегическая автономия» становится одной из целей Глобальной стратегии внешней политики и политики безопасности Европейского Союза с 2016 года. Таким образом, использование этого термина из сферы оборонной промышленности распространилось и на внешнюю политику. Сегодня Европейский совет формулирует стратегическую автономию как «способность действовать как независимо, когда и где необходимо, так и с партнерами, где это возможно».
ЕС уделяет все больше внимания разработке концепций автономии во многих областях, включая доступ к важнейшим видам сырья.
Общая внешняя политика и политика безопасности ЕС была создана для координации стратегических целей государств-членов и разработки единого подхода к решению стратегических задач, но по прежнему ключевым фактором безопасности континента оставался блок НАТО. Как регулировать отношения между ЕС и НАТО, то есть ведущими европейскими государствами, которые искали больше пространства для маневра и независимых действий в международных отношениях, и США, стало особенно сложно в годы после публикации Глобальной стратегии ЕС. Сложности и путаница усиливаются тем, что руководство ЕС пытается объяснить, что «функция реализации стратегической автономии на самом деле заключается в укреплении трансатлантического партнерства и укреплении связи между Брюсселем и Вашингтоном». Примечательно, что из-за отсутствия ответа на вопрос о том, как сформулировать общую внешнюю политику и политику безопасности, ЕС всё больше и больше ориентируется на разработку концепций автономии в других областях, таких, например, как доступ к важнейшему сырью. Поэтому, несмотря на заявления Бореля и Макрона, Евросоюз мало говорит и еще меньше работает над конкретизацией внешнеполитического измерения своей стратегической автономии.
Напомним, что с теоретической точки зрения стратегическая автономия включает в себя три основных элемента: стратегическую безопасность, стратегическую экономику и стратегическую культуру. Что из всего этого Евросоюз имеет на сегодняшний день? Без США и без НАТО стратегической безопасности Европы просто не существует. Говорим ли мы о ядерном сдерживании или расширенной концепции сдерживания, Европа не способна защитить себя от какой-либо стратегической угрозы. Для этого нет не только возможностей, но и соответствующих доктрин. Доктрины как ЕС, так и большинства европейских стран связаны с НАТО, а НАТО является асимметричным военным союзом, поскольку в этом блоке роль США является доминирующей.
Также, когда речь заходит о стратегической экономической автономии, Европа сталкивается с несколькими весьма неудобными истинами. Во-первых, доля важных европейских игроков на мировом рынке стремительно снижается. Европа больше не конкурентоспособна.
Неолиберальный дискурс, основанный на гендерном равенстве, упорно навязывается как стратегическая культура Евросоюза, которую большинство граждан европейских стран просто не принимает.
Во-вторых, продолжающаяся инфляция не является результатом ни пандемии, ни конфликта на Украине: это результат системной ошибки, допущенной при попытке сделать упор на финансовую экономику как на генератор экономического роста. Постоянно печатаются деньги, этот подход просто перенят в Евросоюз из политики американского Федерального Резерва, выдаются бесчисленные кредиты, целесообразность которых крайне сомнительна.
В-третьих, с момента эскалации украинского кризиса произошел значительный отток инвесторов – как европейских так и международных – из Европы. Инвесторы переносят свою деятельность в другие части света, где энергия дешевле, где больше уверенности и нет страха перед радикальными переменами. Во многих научных статьях Европа по-прежнему рассматривается как экономический гигант, что может быть пока верно со статистической точки зрения. Но, если смотреть с точки зрения реальной экономики и происходящих сейчас в ЕС процессов, этот гигант уже стоит на коленях. Кроме того, в силу известных причин, европейской экономике остро не хватает стабильного доступа к дешевой энергии и важнейшему сырью, необходимым для развития новых технологий.
Третья проблема, возможно, самая опасная в долгосрочной перспективе и она касается объяснения функций стратегической автономии институтами ЕС. Общая внешняя политика и политика безопасности, основанная на стратегической автономии, является необходимостью, поскольку, цитирую, распространение «политики страха является вызовом европейским ценностям и европейскому образу жизни».
Но, что такое – эти самые европейские ценности? Что такое европейский образ жизни? В ЕС нет ни единого мнения, ни согласия по этому поводу. Иными словами, неолиберальный дискурс, основанный на гендерном равенстве, упорно навязывается как стратегическая культура Евросоюза, которую большинство граждан европейских стран просто не принимает. Элементы стратегической культуры являются факторами социальной гомогенизации. Уникальность и своеобразие государственной политики отражается не только в ее потенциальной военной, экономической и политической мощи, географическом положении или ресурсах, но также в общих и конститутивных определениях коллектива.
Отправной точкой концепции стратегической культуры с самого начала является мнение о том, что каждая страна, стимулируемая влиянием своей собственной культурной идентичности, владеет уникальным способом анализа, интерпретации и реагирования на международную реальность.
Агрессивная пропаганда прав и свобод ЛГБТ, а также обоснование при их помощи общих европейских ценностей привели к разобщению Европы и поляризации европейских обществ. Сегодня реальность европейских стран такова, что у них есть наднациональные институты в Брюсселе, легитимность которых оспаривается и которые навязывают народам Европы некие концепции для стратегической культуры, которые большинство граждан не желают принимать. Нужно сказать прямо, что Европейский Союз беззастенчиво разрушает основы европейской культуры, отказываясь от христианской традиции. Было достаточно посмотреть церемонию открытия Олимпийских игр в Париже. Франция дала миру невероятно много, французская культура была образцом, на который равнялись многие другие культуры. Но, было ли что-нибудь из этой великой французской культуры представлено на открытии Олимпийских игр? Абсолютно нет! Шокированным зрителям со всего мира были представлены гендерное равенство, антихристианское видение мира, дегенеративная фаза культурного развития, которая прославляет смерть вместо жизни.
Это просто шок: наднациональные институты из Брюсселя внедряют модели, которые прославляют смерть вместо жизни.
Ужасно, но эти наднациональные институты из Брюсселя внедряют модели, которые прославляют смерть вместо жизни. Какую стратегическую автономию это нам дает? В отношении чего может быть реализована эта стратегическая автономия? В отношении жизни или смерти?
С точки зрения процессов, происходящих в течение последних двух десятилетий, Европейский Союз не обладает ни одним элементом стратегической автономии. Стратегическая автономия, существует сегодня только на бумаге, но не существует на практике. Президент Франции Эммануэль Макрон много говорит по этому поводу, но ничего не делает. А что касается того же Бореля, то он бесславно заканчивает свой мандат. Его место занимает Кая Калас. А это означает только то, что такая желанная «стратегическая автономия» снова не будет конкретизирована высшими политическими кругами Евросоюза. И этого не будет на практике до тех пор, пока в Европе не будут воссозданы свободные и суверенные государства.
Увы, но на данный момент мы очень далеки от этого. Но, как говорится, даже самые дальние походы начинаются с нескольких первых шагов. Первые шаги в этом вопросе связаны с актуализацией темы стратегической автономии Европы, ее четким определением в академических кругах и с конкретизацией этого вопроса политическими кругами Европы.