Москва смотрит на восток: вынужденный выбор?

Часто говорят, что Россия – сложная для понимания страна, возможно, цитируя знаменитую фразу Уинстона Черчилля, согласно которой эта страна – «загадка, окутанная тайной внутри головоломки». Но фраза английского государственного деятеля понятна лишь в том случае, если привести ее полностью, с его выводом: «но, возможно, здесь есть ключ. И этот ключ – российский национальный интерес» (…a riddle wrapped in a mystery inside an enigma; but perhaps there is a key. That key is Russian national interest). Здесь центральным моментом вопроса является именно это, то есть именно национальный интерес России, как его воспринимали ее политические элиты, по крайней мере, с середины XVI века. Фактически именно тогда при Иване IV (Грозном) Россия стала империей на основе идеологии, которая – после распада в 1240 году Киевской Руси, высокоразвитой в культурном и экономическом отношении, но политически раздробленной – считалась необходимой для самого своего существования, страна должна была жестко управляться одной рукой. Это автократическое измерение власти, которое, независимо от ее институциональной формы (царь, секретарь коммунистической партии, президент), характеризует Россию до сегодняшнего дня, в отличие от Европы, которая в последние столетия вместо этого пережила прогрессивную либерализацию политической системы.

Разница в этой политической динамике обычно интерпретируется в Европе/Западе как аномалия России. Что, однако, справедливо лишь в том случае, если мы посмотрим на эту страну глазами Запада, как на неудачную часть Европы, неотъемлемой частью которой она так и не стала. Но есть и другой подход, возможно, более продуктивный, заключающийся в признании собственной политической и культурной специфики России, определяемой, прежде всего, ее евразийским местоположением. Фактически со времен средневековья Россия имела гораздо более интенсивные и продолжительные связи с Азией, чем с европейскими странами. Особое значение имеет действительно долгое подчинение монголам, продолжавшееся до 1480 года. Получив независимость под руководством Москвы, Россия пережила необычайную географическую экспансию не только на запад, «собирая» земли Киевской Руси, но и на восток, занимая большую часть евразийских степей. С исторической точки зрения Российская империя фактически объединила византийское наследие с монгольским, поглощая в ходе своей экспансии большое количество «восточных» народов и культур, во многом отличавшихся от европейских колониальных империй.

Это евразийское измерение не было стерто сильной культурной европеизацией, которую пережила Россия, особенно при Петре Великом. Политическая и социально-экономическая динамика страны по-прежнему во многом отличалась от европейской. Подумайте, в частности, о сохранении крепостного права до 1861 года и самодержавия до 1917 года. Даже долгая, трагическая и грандиозная коммунистическая интерлюдия, хотя и основывалась на идеологии европейского происхождения, на самом деле еще больше отдалила Россию/СССР от европейской/западной модели.

Распад СССР и коммунистической идеологии, казалось, сделали возможным новое и существенное сближение между Россией и Западом, но эта перспектива оказалась эфемерной. После катастрофического «западного» десятилетия, известного под президентством Ельцина, Россия фактически снова начала следовать автономным политическим путем. Принципиальная роль в этом направлении принадлежит Евгению Примакову, важнейшему политическому деятелю в современной России, который в конце 90-х годов прошлого века поддержал необходимость нового международного порядка, основанного не на однополярной гегемонии США, а на условиях многополярного равновесия.

Это многополярное видение, которое стало центральным во внешней политике России Владимира Путина, основано, прежде всего, на создании тесных отношений сотрудничества с Китаем. Первым важным результатом этого сотрудничества стало рождение в 2001 году Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), в которую первоначально входили Россия, Китай, Казахстан, Таджикистан и Узбекистан, затем к ней в 2017 году присоединились Пакистан и Индия, а в 2023 году – Иран.

Ориентация Москвы на Азию усилилась после «цветных революций» в Грузии и на Украине (2003-2004 гг.) и расширения НАТО на восток (2004 г.), негативные последствия которого были ясно предвидены еще в 1998 г. Джорджем Кеннаном, создателем политики сдерживания СССР в годы Холодной войны. Даже рождение в 2008 году Восточного партнёрства Евросоюза, польско-шведской инициативы, направленной на постсоветские республики Восточной Европы и Южного Кавказа, было воспринято Москвой как новая попытка сблизить другие постсоветские страны с НАТО, после прибалтийских. В противовес этим экспансионистским процессам Запада Россия усилила свой поворот на Восток, прежде всего с созданием в 2014 году Евразийского экономического союза (в который входят Россия, Белоруссия, Казахстан, Армения и Кыргызстан) и с рождением, начиная с 2015 года, когда был реализован проект «Большая Евразия», который предусматривает дальнейшее развитие отношений с Китаем и другими азиатскими странами. Поворотный момент, продиктованный не только все более серьезными конфликтами с Западом, но и убеждением в том, что последний теперь утратил свою центральную роль и поэтому России выгоднее строить привилегированные отношения с азиатскими странами, рост которых радикально замедляется. изменение международного сценария.

Однако в формирующемся новом многополярном порядке Москва фактически оказывается в сложном положении по отношению к Пекину, весьма функциональном с экономической и политической точки зрения, но в то же время крайне рискованном в свете растущего разрыва между двумя странами. Утверждение Китая в качестве доминирующей державы – столь близкой географически и гораздо более сильной в экономической и демографической сфере – определенно не будет представлять собой позитивную перспективу для России. Даже не разделяя предвзятой враждебности многих западных наблюдателей к евразийским интеграционным проектам, следует задаться вопросом, насколько эта ситуация соответствует интересам Москвы. Но столь же законен и вопрос о том, удобно ли Западу сохранять то недальновидное и высокомерное отношение, которое он занимал по отношению к России за последние три десятилетия. Позиция, которая в значительной степени способствовала повороту этой страны на восток и ее сближению с Китаем, который является крупнейшим конкурентом Запада и, в частности, Соединенных Штатов.