Призрак, который беспокоит Европу после выборов

Как мог бы сказать Карл Маркс, но не сказал, призрак бродит по Европе, призрак ультраправых. Такую точку зрения высказали многие комментаторы после выборов в Европейский парламент в июне 2024 года. Затем, после победы Лейбористской партии в Великобритании 4 июля и поражения «Национального объединения» Марин Ле Пен во втором туре парламентских выборов во Франции, они успокоились. Все оказалось гораздо сложнее. Британскую Лейбористскую партию трудно назвать «левой», она практически в центре и неоднократно заявляла о своей «про-бизнес» ориентации. Во Франции во втором туре парламентских выборов сторонники Эммануэля Макрона, очевидно, «центристы» или «правоцентристы», получили больше мест, чем «Национальное объединение» Ле Пен. В Польше в 2023 году правая популистская партия «Право и справедливость» (Prawo i Sprawiedliwość) потерпела поражение от центристской (или правоцентристской) коалиции во главе с Дональдом Туском. Возможно, не стоит пытаться найти общие тенденции на континенте, состоящем из такого количества государств, партий и разных избирательных систем.

И все же, в долгосрочной перспективе кажется очевидным, что правые, популистские правые, «крайне» правые – называйте это как хотите – за несколько десятилетий, прошедших после падения коммунизма, продвинулись по всей Европе, став приемлемой частью политической сцены. Иногда они будут двигаться вперед. Иногда не будут – как и другие политические силы.

В 1990-е годы многие в Италии были в ужасе, когда Берлускони пригласил в свою коалицию «Национальный альянс» (Alleanza nazionale, AN) наследницу фашистского «Итальянского социального движения» и когда AN получила более 13% на выборах 1994 года. В конечном итоге AN превратилась в партию «Братья Италии». Ее лидер Джорджия Мелони сейчас занимает пост премьер-министра, а ее партия заняла первое место на выборах 2022 года, набрав 26%. Лега, входящая в коалицию Мелони и того, что осталось партии Берлускони «Вперёд, Италия» (Forza Italia), также должна рассматриваться как правая популистская партия, хотя она и уступила место «Братьям Италии». Демократическая партия (Partito democratico), наследница Коммунистической партии (которая в период своего расцвета в 1970-х годах имела треть голосов), имеет чуть менее 20%, что примерно соответствует тому, что ее предыдущее воплощение получило в 1994 году.

В Великобритании до недавнего времени не существовало сколько-нибудь значимых партий правее консерваторов. Сейчас крайне правая Реформистская партия Найджела Фараджа является третьей партией по количеству голосов, но имеет очень мало мест из-за абсурдности британской избирательной системы. На последних выборах совокупная поддержка лейбористов и тори достигла самой низкой отметки с 1918 года.

В Австрии крайне правая Партия свободы Австрии (Freiheitliche Partei Österreich, FPÖ) набрала на выборах 1999 года порядка 27%, почти наравне с правоцентристской (христианско-демократической) ÖVP. На выборах 2017 года FPÖ набрала 26,0%, но в 2019 году обвалилась до 16%. Сейчас, в преддверии выборов в конце сентября, она лидирует в опросах. В результате ÖVP сместилась далеко вправо. Социал-демократическая партия Австрии, долгое время являвшаяся одной из двух доминирующих партий (в 1970-х годах она набирала 50% голосов), уже десять лет не находится у власти и сократилась до чуть более 20%.

В Нидерландах в 2006 году антииммиграционная Партия свободы (PVV) Герта Вилдерса имела менее 6%. К 2010 году партия поднялась до 15%. В 2017 году она немного сдала, но к 2023 году стала первой партией (23,49%), удвоив количество своих мест и войдя в правящую коалицию.

В Скандинавии, долгое время являвшейся образцом разумной социал-демократии, наблюдается рост легитимации правых популистских партий. В некоторых случаях, например, в Дании, они были ослаблены расколами и междоусобицами. Правая Датская народная партия, сформированная в 1995 году, стала третьей по величине в 2007 и 2011 годах и сыграла ключевую роль в поддержке центристского либерального правительства. В Норвегии в 2009 году Партия прогресса набрала более 22% и вскоре вошла в коалиционное правительство; затем она сдала позиции и сейчас находится в оппозиции, набрав чуть более 11%. В Швеции Шведские демократы, которые когда-то считались слишком экстремальными (некоторые из их первоначальных лидеров были пронацистски настроены), очистили свой имидж и к 2010 году, после выборов 2022 года, достигли соглашения с центристской Умеренной партией, став второй партией в Швеции с 20,5% голосов, опередив Умеренную партию.

Во Франции продвижение правых было еще более ощутимым. На президентских выборах 1988 и 1995 годов Жан Мари Ле Пен получил около 15% голосов. В 2002 году он отодвинул Лионеля Жоспена, кандидата от социалистов, на третье место, вынудив всех противников его Национального фронта сплотиться вокруг Жака Ширака, который победил с результатом более 80 %. Его дочь и преемница Марин Ле Пен, умерив свой пыл, сражалась на последующих президентских выборах, набрав почти 18% в первом туре выборов 2012 года. В 2017 году ей удалось пройти во второй тур и получить 33,90%, а в 2022 году – 41,45% (на обоих выборах победил Эммануэль Макрон). На парламентских выборах 2024 года, назначенных Макроном в качестве ответа на громкий успех Марин Ле Пен на европейских выборах, «Национальное объединение» (RN) победило в первом туре. Левой коалиции удалось вытеснить RN на третье место, но если правые относительно компактны, то левые, как и центристы, разделены.

В Германии тоже произошел серьезный сдвиг вправо. Страна, считавшаяся в прошлом привитой от ультраправых взглядов, сейчас наблюдает упадок некогда сильной Социал-демократической партии (СДПГ) и подъем «Альтернативы для Германии» (AfD), которая оттеснила СДПГ на третье место на недавних европейских выборах. До федеральных выборов остался всего год. Традиционные партии пока отказываются сотрудничать с AfD, но ситуация может измениться, особенно если партия станет более умеренной, чтобы продвигаться за пределы своих опорных пунктов в бывшей ГДР.

В Восточной Европе появились правые популистские партии, такие как партия «Право и справедливость» в Польше и «Фидес» Виктора Орбана в Венгрии. В Словакии партия, известная как Направление – Социал-демократия (SMER), возглавляемая Робертом Фицо (который недавно пережил серьезное покушение), более сложна для классификации, поскольку она считает себя социал-демократической, но при этом является сильно националистичной, очень критичной к США и «мягкой» по отношению к России. Но то же самое можно сказать и о «Фидес», и о «Законе и справедливости» в Польше: немного левые в экономике и правые в социальных вопросах. Они не являются неолибералами, но ведь и фашистская партия Муссолини или нацисты Гитлера в 1930-х годах тоже не были таковыми.

Вслед за падением коммунизма, как многие надеялись, не последовало возникновение той политической конфигурации, которая доминировала в Западной Европе после 1945 года. Социал-демократические партии, обладающие значительной силой, не заменили бывшие коммунистические партии. Фактически, именно западная модель переживает кризис. Эта модель представляла собой двухпартийную или двухблоковую систему, разделенную, с одной стороны, на умеренных правоцентристских консерваторов и умеренных социал-демократов. Умеренные правые часто вдохновлялись христианством (как в Италии и Германии) или национализмом (голлисты во Франции или консерваторы в Великобритании), а умеренные левоцентристы, давно отказавшись от цели покончить с капитализмом, делали все возможное, чтобы реформировать и улучшить его, как это было видно на примере скандинавских социал-демократов, но в еще большей степени – на примере Социалистической партии Миттерана, избранной в 1981 году на левой платформе. Эти два умеренных блока сейчас переживают кризис. Возможно, Уильям Батлер Йейтс, великий ирландский поэт, правильно понял это в своей поэме «Второе пришествие»:

Распалось все; держать не может центр.
Анархия распространилась в мире…
Добро лишилось веры, зло же силы
Наполнилось и страсти убежденья»

Сейчас во многих странах мы имеем три блока: левый, центристский и правый. Во всех странах, особенно во Франции, некоторые из этих блоков разделены. Центр, как обычно, неустойчивый, нерешительный и ненадежный. Как и все остальные блоки. В Великобритании левые позиции (примером которых во Франции является Меланшон) потерпели сокрушительное поражение от «новых, новых лейбористов» Стармера. Если Стармер потерпит неудачу, произойдет возрождение лейбористского радикализма, но это будет происходить в оппозиции, где всегда легче быть более радикальным.

Ключевое развитие событий, как всегда, будет происходить в США. Когда речь заходит о политической драме, США, стране Голливуда, нет равных. 6 января 2021 года мы стали свидетелями нападения на здание Капитолия в Вашингтоне после отказа Дональда Трампа признать, что он проиграл президентские выборы 2020 года. За этим последовали его многочисленные приговоры. Потом нам пришлось стать свидетелями ляпов и психических проблем Джо Байдена, после чего последовало его нежелание отказаться от участия в выборах. Венцом всего этого стало то, что Трамп пережил покушение, подняв кулаки и окровавленное лицо с криком «Боритесь, боритесь, боритесь!» – выдающееся драматическое представление. В конце концов Байден сдался, и теперь Трампу предстоит столкнуться с Камалой Харрис. Хотя многие считают ее некомпетентной, она, вероятно, будет представлять гораздо большую угрозу для Дональда Трампа, чем Байден. Это не сложно представить. Когда Байден открывал рот, демократов охватывала дрожь, потому что они не знали, чего ожидать. А теперь именно Трамп является «старым, белым, мужским» меньшинством в Америке. Харрис – либералка-центристка, что означает, что она не против абортов (вопрос, по которому у президента почти нет полномочий), но ястреб во внешней политике (до сих пор она просто повторяла стандартные американские клише), придерживается антикитайской линии многих на Западе (прежде всего, Трампа и его сторонников), но она может быть чуть менее произраильской, чем архисионист Байден. Трамп и Джей Ди Вэнс (кандидат в вице-президенты, христианин-фундаменталист) попытаются представить ее левачкой, ведь они даже предположили, что Байден был «троянским конем» для марксистов, а Камала Харрис – «крайне левая».

В США (как и в Европе) термины «правые» и «левые» уже не так однозначны. Когда-то левые склонялись к пацифизму во внешней политике и государственному интервенционизму во внутренней. Те, кто хочет мирного урегулирования между Россией и Украиной, как правило, находятся в правой части политического спектра. Много лет назад евроскептики были левыми, теперь они стали правыми. И то, что мы слышим от выбранного Трампом кандидата в вице-президенты Джей Ди Вэнса, выступающего на съезде республиканцев в июле, могли бы сказать и некоторые левые: «Мы закончили, дамы и господа, обслуживать Уолл-стрит. Мы будем отстаивать интересы рабочего человека… Мы будем бороться за американских граждан, за их хорошие рабочие места и хорошие зарплаты… Нам нужен лидер, который не находится в кармане крупного бизнеса, а отвечает перед рабочими людьми, как профсоюзными, так и не профсоюзными, лидер, который не продастся транснациональным корпорациям, а будет отстаивать интересы американских корпораций и американской промышленности». Конечно, все это может быть предвыборным пустословием. В конце концов, многие калифорнийские миллионеры из крупных технологических компаний сразу же выстроились в очередь, чтобы поддержать Вэнса, в то время как Вэнс осуждал глобализацию и обещал тарифы. Американские правые, конечно, не являются ни неолибералами, ни сторонниками НАТО. Возможно, сегодня уже нет «левых», есть только разновидности «правых».