Экономические и финансовые рычаги влияния больше не кажутся достаточными для сохранения мирового лидерства. Конфликты на Украине и на Ближнем Востоке ускоряют центробежные тенденции
«Сегодня нет альтернативы системе, основанной на долларе и евро. Но мы увидели, что у этой системы есть недостатки. Это не то, что произойдет быстро, но дедолларизация – это процесс, который уже идет и которому суждено произойти в будущем». Слова главы Кремля. В эти дни? Нет, это был июль 2009 года, и президент России заявил, что убежден в неизбежности пересмотра Бреттон-Вудских соглашений 1944 года. Столкнувшись с международным экономическим кризисом, который во всей своей токсичности проявился в этом annus horribilis (ужасном году, прим. перев.), глава Кремля заявил о равном достоинстве в реформировании мировой экономической структуры. «Нам нужна новая глобальная финансовая архитектура, мы должны реформировать систему, начиная с таких структур, как Валютный фонд и Всемирный банк». В этот момент Россия, таков подтекст, была бы на стороне развивающихся стран.
Главой Кремля на этом этапе был Дмитрий Медведев, и его заявление накануне встречи «Большой восьмерки», которая пройдет в ближайшие дни в Италии, было встречено с уважением и вниманием. Более того, Медведев также пользовался признанием и вниманием со стороны американского истеблишмента, начиная с президента Обамы, с которым в следующем году он подписал важные соглашения, такие как новый договор СНВ о сокращении ядерных арсеналов.
Пятнадцать лет спустя, в контексте ухудшения двусторонних отношений между США и Россией и в целом напряженных международных отношений, дедолларизация возвращается на первый план. Часто упоминаемый как инструмент гибридной войны, используемый Москвой в ответ на западные санкции, на самом деле это явление не только отдаленного происхождения, но и более широкого масштаба.
В 2009 году, в разгар глобализации, идея альтернативных валют в коммерческих сделках между странами и державами, находящимися в хороших дипломатических отношениях, стала результатом со стороны Китая преимущественно экономического намерения: дополнить юань или рубль, или другие валюты, где это возможно, регионального уровня, к использованию доллара для ограничения недостатков других экономик по сравнению с американской. Что, по мнению такого убежденного либертарианца, как бывший президент Франции Жискар д’Эстен, который был министром финансов при де Голле, могло бы использовать то, что он назвал «непомерной привилегией». На практике, поскольку доллар был базовой валютой и, по сути, гегемоном, Соединенные Штаты не подвергались бюджетной строгости, которая затронула остальной мир.
Примерно через шестьдесят лет после этого наблюдения «остальной мир» решил действовать. Поляризация, последовавшая за войной на Украине, которую Запад воспринимал как возможность свести счеты с Россией, а Россия как предлог, чтобы поставить ее на колени, стала ускорителем уже идущего процесса. Например, за пять лет до конфликта Пекин и Москва уже создали межбанковскую схему, альтернативную Swift.
Но теперь, вместе с Китаем и Россией, десятки стран готовы принять участие в том, что за Атлантикой клеймится как «вызов международной финансовой системе, в которой доминируют Соединенные Штаты». Газета Washington Post на прошлой неделе опубликовала документы, подтверждающие наблюдаемую динамику. «Россия демонстрирует уверенность, стремясь к созданию альянсов для ослабления Запада», – гласил заголовок. В статье Кэтрин Белтон отталкивается от двух основных продолжающихся конфликтов. Россия, дав отпор поддерживаемому Западом украинскому контрнаступлению, повысила свой авторитет в странах, не вовлеченных в конфликт. Соединенные Штаты, поддержав вторжение Израиля в сектор Газа, нанесли ущерб своим позициям во многих регионах мира. «Сближение событий привело к волне оптимизма относительно глобального положения России».
Парадоксальный результат, учитывая предпосылки, на которых сосредоточили внимание Вашингтон и Брюссель. Результат, который имеет хорошие шансы перевести мир в новое и неожиданное измерение: глобализация раскололась пополам. То есть две полуглобализации, которым суждено вращаться вокруг геополитических наборов, которые более однородны – или менее противоречивы – с точки зрения приоритетов и ценностей. Шаг вперед для новых игроков и на полигры меньше для нас, жителей Запада.