Почему Бразилия – первая из стран БРИКС

Нас заставили вырасти, сказав, что, в отличие от людей, у стран нет взаимных чувств, а есть только интересы. Возможно, дело обстоит иначе со странами БРИКС, между которыми, как в великих историях любви, в прекрасный летний день в Екатеринбурге дела пошли серьезно, благодаря общим характеристикам. Это была настолько серьезная история, что от робких рукопожатий вначале дело дошло до обмена «обручальными кольцами» при последующей встрече. Таким образом, в результате кратких встреч возник «альянс», частью которого теперь хотят стать более двадцати стран.

Это были далеко не мимолетные отношения, стало ясно, что встреча БРИКС была предопределена на небесах – в каком-то смысле, как в знаменитой песне Рианны: «С момента нашего рождения/нам суждено было быть вместе/в миссии, которая будет длиться вечно». Мелодия, которую поют не столько на Глобальном Юге, сколько в оплотах западных научных кругов: распад мировых финансовых рынков и их слабое восстановление связаны с концом тех Бреттон-Вудских институтов, которые были созданы после Второй мировой войны для подчинения зависимой экономики.

Они учинили надуманные препятствия таким образом, что нанесли ужасный ущерб, уничтожив почти целые общества, включая то, что оставалось от бывшего Советского Союза. Эти ремни безопасности основаны на схоластических убеждениях относительно достойных рыночных стратегий: благоприятствование людям, находящимся на вершине развивающихся стран, также было бы выгодно для всех остальных, включая наименьших. Это обычные умопомрачительные чудеса, например, когда богатые получают снижение налогов, и говорят, что эти сокращения каким-то образом создадут рабочие места для плебеев.

Чтобы сделать ставку на то, что обычно оказывается неразберихой – и гарантировать рай для МВФ и Всемирного банка – элита западных демократий создала «Большую семерку», изображаемую как неформальный руководящий комитет мира, миссия которой вскоре была передана «Большой двадцатке» специально для того, чтобы убедить Бразилию, Китай и Индию в том, что они наконец признаны «координаторами» новых кластеров глобальных игроков. Сначала это сработало. В 2009 году Бразилии и Китаю была предоставлена сомнительная привилегия помочь получить «до 1 триллиона долларов дополнительных ресурсов» от МВФ и Всемирного банка для поддержки Греции, Венгрии, Исландии, Ирландии, Латвии, Пакистана и Украины в их финансовых неудачах.

Точно так же, слишком стремясь сыграть серьезную роль, Бразилия стала крупнейшим поставщиком войск – и, по словам Лулы, единственным спонсором – катастрофической «Миссии ООН по стабилизации» на Гаити. Последствием был государственный переворот, организованный Францией и США с целью свержения законного президента, сторонника теологии освобождения с целью отговорить его от возвращения к власти. По иронии судьбы, когда иностранные ошибки стали невыносимыми, не флаги США и Франции, а флаги Бразилии были сожжены населением на улицах Порт-о-Пренса, скандировавшим «Долой оккупацию!».

Гаити продемонстрировало Китаю и Бразилии бесполезность обучения у правящего империализма, последним детищем которого является государство еврейских поселенцев, наделенное автономией и бесчисленными ресурсами для претворения в жизнь дьявольских уроков, извлеченных из его моделей. Как недавно признался Лула, лучшее для Бразилии и, возможно, для Китая – это разыграть свои карты в качестве члена БРИКС и конкурировать не только в экономических и политических казино, но и с точки зрения инновационной социальной политики. Плохо продуманные программы, вдохновленные США, такие как «расовые квоты», были заменены денежными трансфертами и другими программами, которые не позволили уязвимой молодежи стать жертвой организованной преступности и/или полицейских отрядов убийц, еще одного пережитка империализма.

Даже когда дело касается промышленной политики, от развитого Запада можно ожидать очень мало, если не наоборот. Как отмечает президент Бразильского банка развития Алоизио Меркаданте, индустриализация страны началась поздно, под давлением сырьевого кризиса 1929 года. Это был именно тот момент, когда произошла настоящая перемена, благодаря тому, что Зигмунт Бауман называл «активными утопиями» («реалистическим обществом», социальной справедливостью, социализмом), поддерживаемыми членами-основателями Международной организации труда (1919 г.) и используемыми в качестве катализаторов для балансирования идеализма и прагматизма, и осуществления социальных реформ посредством «международных режимов труда».

Учитывая эти утопии, в 1940-х годах в Бразилии были начаты реформы, которые сформировали социальный порядок, контролируемый государством и соответствующий интересам больших групп. Реформы послужили маяками для частной конкуренции, но они также ответили на фундаментальную повестку дня рабочего движения. Были переопределены идентичности бизнеса и коммерции, гражданство было расслоено путем разделения занятий на профессиональные категории и породило очень энергичное, плюралистическое и изначально городское общество в «артефактном» капиталистическом контексте, поскольку оно возникло в результате технологий, организации и глобального конфликт.

Впоследствии государственная и производственная база, созданная в 1940-х и 1950-х годах, вступила в период ускоренного роста и сформировала одно из самых современных городских обществ в мире, в котором на долю промышленности приходилось более 30% ВВП, больше, чем в Китае и Корее в 1980 год. Все за счет государственного долга. Бразильская система финансовых посредников в основном обслуживает сырьевую экономику, и с тех пор, поскольку государственный сектор не имеет эффективных инструментов для привлечения средств, дисбалансы, уже существующие в экономике, неизменно увеличиваются. Совсем наоборот в Китае и Корее, подчеркивает профессор Меркаданте.

Китай и Корея максимально используют «творческие отношения между государством и рынком, стимулирующими развитие государственными секторами и стратегическими государственными компаниями в ключевых секторах», позволяя обеим странам «формулировать новые механизмы финансирования, которые не подчиняются логике дотаций». В Бразилии финансовые услуги, понимаемые в широком смысле – наряду с финансовой безответственностью, радикальным христианством и отказом от решения нефтяного кризиса – берут на себя преобладающую экономическую, культурную и политическую роль, не принося никакой реальной пользы обществу, а фактически приводя к «точке Армагеддона».

В конце концов, вместо тревожного Армагеддона лучше признать истинную природу вещей в меняющемся мире и сослаться – как Антониони в «Забриски-пойнт» – на «пустоту» культуры, которая время от времени и в все более свирепыми способами, командует разрушением всего и вся. В этом смысле бразильская налоговая система представляет собой парализующую «пустоту», которую средства массовой информации и академический мир воспринимают как «сумасшедший дом», предназначенный для сохранения привилегий.

В декабре под овации Конгресса Лула объявил о самом значительном пересмотре, который после более чем 30 лет работы упростит этот порочный механизм. Однако, спрашивает журнал «Экономист», сможет ли он «противиться давлению со стороны групп с особыми интересами и реализовать его в полной мере?» Есть те, кто говорит «нет», учитывая, что в январе Лула объявил о новой промышленной политике, которая предусматривает сотни миллиардов субсидий, субсидированных кредитов и освобождений от налогов на импорт для ресурсов, предназначенных для национальных компаний, в период с настоящего момента до 2026 года. Шаги, которые, безусловно, «подрывают» идея упрощенной системы налогообложения», – наивно заключает журнал.

Фактически, вместо того, чтобы «поддерживать порядок в бюджетных счетах», цель состоит в том, чтобы повернуть вспять длительный процесс деиндустриализации, на этот раз избегая бредовых фантазий о богатстве, власти и всемогуществе, как это было тогда, когда страна тупо следовала правилам «Большой двадцатки» или, например, когда она рассчитывала добиться чего-то хорошего, полагаясь на ненадежных партнеров, таких как ЕС, США и бразильских генералов.

Тогда можно сказать, как в старой песне Джимми Джеймса: «Пришло время все исправить» и указать, что в составе БРИКС Бразилия – при условии, что она не будет одержима грандиозными делами – может вот-вот начать усилие, которое никто не может воплотить лучше, чем Лула. Это означает увеличение массового потребления, кредитования, инвестиций и главенства инновационно-ориентированных компаний, а значит, более сильную, справедливую и щедрую страну, готовую стать «окном исторических возможностей» в мире, осажденном войнами, кризисами, рисками, напряжением, болью и отчаянием.